Чередниченко Галина Анатольевна

чередниченкоДоктор социологических наук

Ученый секретарь Центра социологии образования, науки и культуры

Ведущий научный сотрудник Отдела социологии образования

Подробнее о Чередниченко Г.А. см. на официальном сайте ИС РАН

За меня вступилось Провидение

В общем виде ответом на этот вопрос будет – «За меня вступилось Провидение». А подробнее – надо начинать со школы. Я училась в спецшколе французского языка. Там был, как я теперь оцениваю, коллектив педагогов – истинных интеллигентов-шестидесятников. Разумеется, уровень преподавания был высокий, но кроме того, была исключительно большая деятельность вне уроков. С 7-го класса устраивались вечера поэзии, был литературный кружок (писались рецензии на рассказы классиков, походы по музеям, поездки по литературным местам). Преподаватель рисования (молодой московский художник, который жил при школе) вел в 8-х классах занятия по искусству: приносил нам альбомы импрессионистов, водил в музей Изобразительных искусств им. Пушкина. Преподаватель истории начинала с исторического кружка: ходили по московским церквям и монастырям, ездили на каникулах в Псков и Новгород. Но главная и исключительная ее деятельность – организация подготовки и проведения больших театральных представлений на сцене школы (Лермонтовский вечер, «Атомная бомба»). Инициативной группой писались сценарии (по типу театра на Таганке). Участники этой группы были актерами, осветителями, рабочими сцены, художниками декораций. Шли долгие репетиции до позднего вечера. На сам спектакль брались на прокат костюмы. Нас гримировали. Шефами школы был Малый театр, поэтому сцена была оборудована задником, кулисами, занавесом, рампой, прожекторами. В 9-м – 10-м классах главенствовал французский театр. Его организатор, преподаватель французской литературы, сама была актрисой самодеятельного французского театра при Доме учителя Москвы. Были поставлены пьесы Ж-Б. Мольера и В. Гюго. Здесь шли не только долгие репетиции, но и рисовались декорации для каждого действия, оформлялся реквизит (с чердаков находили и реставрировали старые стулья, столики), самостоятельно шились все костюмы (находили шелка, кружева, «драгоценности»).

К 10 классу у меня сложилось намерение стать биофизиком. Я тогда увлеченно читала журнал «Химия и жизнь», брала какие-то книги в библиотеке. Трем ученикам, которые собирались поступать на биофак, классная руководитель устроила встречу с сотрудником биофака МГУ. И он разбил мою мечту, сказав, что женщин на биофизику не берут. Тогда я спешно начала искать, исходя из того, чтобы в профессии нашли соединение мой хороший уровень знаний по математике, естественным наукам и иностранному языку. И нашла – географический факультет МГУ, экономическая география зарубежных стран.

Когда я начала учиться, я была сильно разочарована. На первых двух курсах было много природоведческих дисциплин. Кроме того, студенты этих природных кафедр (а их было большинство) сильно не дотягивали в интеллектуальном и культурном отношении до той публики, к которой я привыкла в школе. Я попала на кафедру экономгеографии социалистических стран и из-за базового французского языка мне определили специализацию «Румыния». Я быстро выучила румынский, но страна для изучения была проигрышная: информация сверх идеологизирована, отсутствие статистики, исследований. Когда началось распределение, я узнала, что в Институте международного рабочего движения АН СССР формируется отдел по проблематике соцстран и нужен специалист с румынским языком. Получить там место было, разумеется, очень трудно. Заведующим нашей кафедры был Олег Николаевич Богомолов – чл. корр. АН СССР, директор Института соц. стран АН СССР. По его рекомендации меня Тимофеев Т.Т. принял на работу. Это было то время, когда Руткевич громил Институт социологии и из него настоящие социологи бежали. Шубкина Владимира Николаевича принял в свой институт Тимофеев, он рассчитывал, что В.Н. возьмет на себя руководство проблематикой соц. стран. Соответственно подбирались специалисты. Конечно, Шубкин ни какими соц. странами заниматься не стал. Вместе с Гордоном А.А. и Клоповым Э.В. они составили мощное социологическое подразделение ИМРД. Так я попала к социологам и в абсолютно свою – по школьной ностальгии – среду. Меня увлекла обстановка и социология и я стала учиться новой профессии.

Моими «социологическими университетами» были Владимир Николаевич Шубкин и – подспудно – Пьер Бурдье. С первых дней работы я окунулась в проведение повторного опроса бывших выпускников школ Новосибирской области и чтение работ Шубкина и других ведущих социологов. И вот этот ракурс – от эмпирии к теории (а не наоборот, как положено при обучении студентов) – исходил от Шубкина не только в начале моих штудий, но это была основная исследовательская позиция В.Н. Его школа – это соединение социологического факта, добытого эмпирически, и социологического воображения, необходимость которого он всегда подчеркивал. У Шубкина я прошла все этапы социологического проекта, осваивая методологию «снизу» и обогащая ее теорией, научилась писать статьи, а затем стала и его соавтором. Значительным для меня оказалось и самое первое задание Шубкина – благодаря моему знанию французского сделать реферат и выступление по книге П.Бурдье «Воспроизводство. Элементы теории системы образования». Более десяти лет спустя я оказалась на стажировке в Центре европейской социологии П. Бурдье, где наряду со знакомством с его глубоко критичной и рефлексивной системной теорией я прошла школу «практической социологии», претендующей на отсутствии разграничений между эмпирической и теоретической социологией. Так в моем социологическом бэкграунде соединились обе эти школы.